Благочиние Влахернского округа города Москвы

Дар Теодора

Наконец-то и в Москве мы дождались исполнения Курентзисом 7-ой симфонии Шостаковича. Маэстро не обманул наших ожиданий и открыл в этой, давно уже ставшей хрестоматийной музыке, новую глубину. Его интерпретация выходит далеко за пределы иллюстрирования противостояния фашистского нашествия и стойкости ленинградцев в годы Великой Отечественной Войны. Известно, что композитор еще до её начала начал писать эту симфонию, а уже потом, заканчивая партитуру в блокадном Ленинграде, вложил в нее всем теперь известную программу. Однако, Курентзис выявляет более глубокий смысл, заложенный композитором в свою музыку. Он творчески исследует не только столкновение мировых сил добра и зла, но и борьбу человеческой души со своими греховными страстями.

Визитная карточка 7-ой симфонии – тема нашествия – одна из самых узнаваемых тем Шостаковича. Ее часто сравнивают с "Болеро" Равеля. Здесь использован тот же принцип: начинаясь "из ничего", звучность нарастает, как снежный ком, и к концу обрушивается неудержимой лавиной. В исполнении Курентзиса эта простая схема наполняется не только психологической глубиной, но и богатейшей эмоциональной напряженностью.

Пытаться пересказать музыку своими словами – занятие бессмысленное. У каждого, в зависимости от его жизненного и художественного опыта, выстраивается своя цепь ассоциаций. Когда – то нас учили, что в начале первой части нашел отражение героический энтузиазм предвоенной индустриализации в мирной жизни страны, которую разрушает враждебная сила фашизма. Теперь же я воспринимаю начало симфонии как взаимодействие двух сторон человеческой жизни: внешней – деятельной, энергичной, наполненной трудами и свершениями, и внутренней – духовно-созерцательной, в которую вторгаются искушения, стремящиеся разрушить это умиротворение, лишить душу благодати. И тогда "тему нашествия" можно отделить от ее исторического контекста и представить в обобщенно-философском, или даже в душеспасительном аспекте. Можно проследить, как незаметно возникают в душе ростки греховных помыслов, как они растут и укрепляются, превращаясь в неодолимые искушения, как страсти овладевают телом и ведут к погибели души. И только в духовной брани с ними мы - с Божьей помощью - побеждаем эти искушения, приходя к познанию собственной немощи. Ибо, по словам святителя Григория Богослова, "все искушения даются для научения смирению".

К великому сожалению, в этот раз "уважаемой публикой" был совершенно испорчен один из важнейших моментов – как бы "затишья перед бурей", когда хотелось замереть, затаив дыхание, чтобы услышать, как в полной тишине, где-то очень далеко, зарождается еле слышный, приглушенный рокот барабана, подобный безобидному шелесту моросящего за окном дождика. Эта хрупкая атмосфера – рождения из небытия едва заметного росточка будущего великого зла – была грубо разрушена шумом в зале, воспринявшем застывшие в напряженном ожидании руки дирижёра - как позволение откашляться. На какое-то мгновение мне даже показалось, что Теодор готов остановить оркестр и покинуть зал со столь невежественными слушателями. Однако, маэстро ограничился досадливо-повелительным жестом резко опущенной левой ладони (а концертмейстер – негодующим выбросом смычка в сторону непонятливых зрителей), и музыка, как подбитая птица, продолжила свой прерванный полет. Аплодисменты неподготовленной публики между крупными частями музыкального цикла сейчас уже никого не удивляют. Но неуместный шум в середине исполнения - это нечто небывалое в традициях лучшего концертного зала Москвы. Было неимоверно стыдно перед оркестрантами musiсAeterna за наших столичных меломанов и обидно за сорванное ими начало развития важнейшей темы. А сколько уже было говорено об отключении мобильников! И всё равно – в самый завораживающий момент - чей-то дурацкий сигнал вдруг разрушает волшебство звучания, трепетно создаваемое музыкантами! Понятно, что после проявления подобного пренебрежения к музыкальному таинству им вовсе не захотелось баловать нас своими знаменитыми "бисами", которых мы так ждали в предновогоднем концерте.

На этом концерте мне, наконец, стало понятно: что влечёт к Курентзису переполненные театральные залы, почему его искусству, стоя, аплодируют восторженные поклонники культурных столиц всего мира. Яркая артистичность и эмоциональная пластичность его дирижирования (которое многим кажется эксцентричным из-за совершенно свободной и вместе с тем необыкновенно ясной индивидуальной манеры излияния переполняющей Теодора музыки) – это всего лишь внешние проявления творческого огня, пылающего в душе маэстро и зажигающего своим пламенем всех окружающих. Но не это главное. Разве мало прекрасных музыкантов, обладающих и яркой эмоциональностью, и темпераментной экспрессивностью, и тонким художественным вкусом? (На самом деле – их не так уж много, но они все же есть.) Что же выделяет из их нетесных рядов Теодора Курентзиса?

Его подвижническая увлеченность музыкой, его одухотворенное проникновение в композиторский замысел, его тонкая поэтичность и пламенная страстность – все это служит одной цели: влюбить слушателей в исполняемое произведение. Отсюда и горячее стремление к их глубокому погружению в различные детали интерпретации на репетициях своего оркестра и на занятиях Лаборатории современного искусства. Отсюда и непреклонное требование абсолютной сосредоточенности на исполнении музыки и нескрываемая досада на нарушителей благоговейной тишины в зале.

Особенность маэстро в том, что он не потакает вкусам публики, исполняя только любимые ею шедевры, а предлагает нашему вниманию то, что искренне любит он сам. Причем, это могут быть и прочно забытые произведения старинных мастеров, и редко звучащие, мало кому интересные эксперименты современных композиторов, и хорошо знакомая классика Моцарта и Верди, Чайковского и Малера. Удивительно, что при всём разнообразии этих музыкальных стилей дирижер каждый раз находит путь к сердцу слушателя, совершая, казалось бы, невозможное. Своей любовью он помогает и нам влюбиться в эту музыку.

На концерты других исполнителей мы ходим, чтобы получить удовольствие, чтобы насладиться исполняемой музыкой, как наслаждается гурман изысканным блюдом или выдержанным вином, как наслаждается пылкий любовник обладанием желанной красавицы. Но истинная любовь – не в обладании! Обладаешь тем, чем тешишь собственное эго. А любовь проявляется в жертвенности, когда готов отдать любимому человеку все, что имеешь, все, чем дорожишь – вплоть до самой жизни. Вот такую любовь – самоотдачу и проповедует своим творчеством Курентзис. На его концертах мы жаждем заразиться этой любовью к музыке, приобщиться к ней, самозабвенно отдаваясь её гипнотической власти. И эту возможность дарит нам Теодор!

За это ему низкий поклон и наша бесконечная благодарность!

С Новым Годом, маэстро!

С новыми художественными взлётами! С новыми творческими открытиями!

Прот. Виктор Шкабурин .

Москва, 31 декабря 2017 года.