Прот. Виктор Шкабурин
НОВОГОДНИЙ ПОДАРОК
В последнюю субботу ушедшего года маэстро Курентзис преподнёс своим слушателям необычный новогодний подарок. Не уверен, что кто-либо из известных исполнителей рискнул бы в предпраздничной суете попытаться собрать полный зал на ночной концерт после трудового дня в рабочую субботу, учитывая проблему ночного перерыва в метро и прочем общественном транспорте.
Начало концерта, объявленное на 23 часа, отодвинулось ещё дальше к полуночи из-за задержки предыдущего мероприятия, освободившего Большой зал консерватории со значительным опозданием.
Сюрпризом явилось и начало предпраздничной программы. Вместо легковесно-игривых хитов, типа "Щелкунчика" или венских вальсов, концерт открылся "Траурной музыкой " Марко Никодиевича на темы Ф. Листа. Зал погрузился в кромешную тьму. И маэстро, верный своей просветительской миссии, обратился к слушателям с проникновенным словом. Понять его речь было непросто то ли из-за моей тугоухости, то ли из-за доверительно-вкрадчивой манеры самого проповедника, хоть и усиленного микрофоном. Но главной цели он достиг: настроил аудиторию на нужное восприятие сложного современного произведения.
Начал маэстро с объяснения: почему этот новогодний концерт открывается траурной музыкой. Он напомнил о подзабытой ныне сути Нового года, а тем более Рождества, смысл которого не в ёлочных огоньках и не в селёдке под шубой (смех в зале), а в духовной подготовке к пришествию в мир воплотившегося Спасителя - Богомладенца Христа!
И траурная музыка Никодиевича помогает задуматься о несовершенстве нашего мира, о недостатке в нём (да и в нас самих) любви, заповеданной Богом, и о конечности нашего земного существования.
С одной стороны, темы Листа из фортепианной пьесы "La lugubre gondola" были вдохновлены образами венецианских траурных гондол, перевозивших усопших к месту их последнего упокоения на острове смерти. Маэстро поделился и собственными воспоминаниями о посещении этого венецианского кладбища, где нашли последний приют близкие его сердцу Сергей Дягилев, Игорь Стравинский, Иосиф Бродский и другие творцы, память которых почтили тогда своей игрой оркестранты musicAeterna. Удивительно, что при начале музыкального поминовения крикливые чайки заинтересованно умолкли, а по окончании его разразились пронзительными криками, похожими на шумную овацию.
С другой стороны, сербский подзаголовок опуса Никодиевича "Цветик и домик " навеян детским рисунком из блокнота пятилетней девочки, погибшей в затонувшем рефрижераторе во время войны в Косово в 1999 году.
Музыка Никодиевича создаёт ощущение зыбкости и неустроенности нашего мира, подверженного конфликтам и войнам, зависти и злобе, равнодушию и насилию, губящим безвинных детишек.
Описывать музыку словами - дело неблагодарное и бессмысленное. Наш известный нейро-психолог Татьяна Черниговская, нисколько не шутя, высказала предположение, что музыка - это язык из иной - может быть Божественной - реальности.
Поэтому музыкальные образы с трудом поддаются словесной передаче. И как живописными средствами не передать аромата нарисованного цветка, так - при всём желании поделиться своими впечатлениями - невозможно в полной мере выразить словами гнетущее ощущение наползающей тьмы, сквозь которую тревожными всплесками красочных клаксонов и отдалённым звоном погребальных колоколов силятся пробиться росточки живых человеческих чувств.
Этими-то пробивающимися ростками вероятно и были фрагменты траурных тем Листа. Но мне не удалось опознать их- то ли потому что я их в оригинале никогда не слыхал, то ли оттого, что темы эти оказались настолько расчленёнными на микро-мотивы, что просто не воспринимались сознанием, скрываясь в качестве конструктивной основы в гуще музыкального звучания.
Это звучание сразу же завладело вниманием слушателей, заворожив мерцающим маревом тоскливых иссонов с назойливо повторяющимися заунывными стенаниями и жалобными вздохами. В нём не улавливалось затейливых мелодий или изысканных гармоний. Оно, скорее, ассоциировалось с неким саундтреком, сопровождающим духовно-философские размышления или отрешённую медитацию.
Музыка не отпускала нашего напряжённого внимания, побуждая сосредоточенно вслушиваться в нарастающий трагизм звучания. Наконец, трепетное биение детского сердечка внезапно оборвалось последним ударом, освободившим душу от оков враждебного мира и вознесшим её туда, "где нет болезни, печали и воздыхания, но жизнь бесконечная".
А дальше - тишина!
Райские звуки, уже недоступные человеческому уху, безмолвно проецировались в наше сознание, силевшееся уловить в этой звенящей тишине их исчезающие отголоски. Потрясённый зал завороженно замер в оцепенении на долгий десяток секунд, как бы остановивших время, а потом, очнувшись, разразился шквалом восторженных аплодисментов.
Не припомню случая, чтобы впервые услышанная современная музыка могла тронуть меня так глубоко, буквально - до слёз! Ничего не скажешь: умеет маэстро задеть за живое! Не это ли признак истинного искусства?
Продолжилось 1-ое отделение "Рапсодией" Сергея Рахманинова на тему Паганини (ор.43), состоящей из интродукции и темы с 24 вариациями.
Тут не знаешь, чему больше дивиться: то ли изобретательности композитора, облачающего главную тему знаменитого каприса в калейдоскопическое разнообразие красок, ритмов и настроений, то ли - блистательной виртуозности солиста - Игоря Левита, сочетающего интеллектуальную сосредоточенность с бурным темпераментом без всякой внешней экзальтации, столь присущей Ланг Лангу. В чередовании света и тьмы, радости и скорби, спокойствия и тревоги исполнитель создаёт противоречивый образ мятущегося артиста, испытавшего в жизни и восторги вдохновения, и пылкую любовь, и обожание поклонников, и козни завистливых врагов. Начиная с 7-й вариации, главную тему - искромётной радости жизни - неотступно сопровождает жутковатое звучание средневековой секвенции "Dies irae", напоминающей о бренности земного существования и о неотвратимости Страшного суда.
Плодотворное содружество столь ярких художественных личностей - пианиста и дирижёра, подобно сообщающимся сосудам взаимно подпитывавших друг друга творческой энергией, - способствовало созданию ярких музыкальных образов. При этом маэстро Курентзис не довольствовался, как часто бывает, скромной ролью аккомпаниатора, но "с подачи" солиста насыщал оркестровое звучание красочным многоцветием тембров, гибкостью нюансов и остротою импульсивных ритмов.
Порадовало на этот раз и отсутствие уже привычных аплодисментов между вариациями цикла. Я было понадеялся, что на поздний полунощный концерт собрались истинные ценители, знакомые с традициями и этикой концертного исполнительства. Но 2-е отделение развеяло мои надежды.
Захватывающее исполнение "Рапсодии" заслужило нескончаемые овации. Восторженная публика долго не отпускала солиста, настойчиво требуя "бисов". Уступая этим требованиям, Игорь Левит поэтично исполнил си-минорную прелюдию Рахманинова, а потом - одну за другой без перерыва - две изящные миниатюры из "Детских сцен" Роберта Шумана: "Ребёнок засыпает" и "Поэт говорит".
Во втором отделении оркестр исполнил (конечно же, стоя) 2-ю симфонию Рахманинова. Мне показалось, что после напряжённого трагизма "Траурной музыки" Никодиевича и яркой экспрессивности "Рапсодии" зрители несколько расслабились, позволив себе благодушно раствориться в романтических волнах рахманиновского лиризма. Однако, чтобы не быть заподозренными в дремоте (вполне извинительной в 3-м часу ночи), они принимались бодро хлопать после каждой части симфонии. Приходилось смириться с мыслью, что повреждение нравов трудно поддаётся исправлению. И то, что когда-то считалось совершенно недопустимым, со временем становится вполне приемлемым, а потом и должным!
Оркестр, как всегда, играл замечательно, "едиными устами и единым сердцем" сливаясь с дирижёром в творческом горении. Однако, я погрешил бы против истины, если б сказал, что острота восприятия слушателей к третьему часу ночи нисколько не притупилась их усталостью и какой-то эмоциональной опустошённостью. Охладевшая душа слабо отзывалась на огонь, бушевавший на сцене. Впрочем, я не претендую на объективность, тем более, что не отношу романтизма к моим музыкальным пристрастиям. Но и тут маэстро сумел приковать рассеявшееся было внимание медленной третьей частью, в музыке которой было столько воздуха и поэзии, что я не мог надышаться, упиваясь её красотой.
И, разумеется, финальный вихрь 4-й части Allegro vivace заставил встряхнуться весь зал, то любовавшийся, затаив дыхание, широтой русской распевности, то чуть-ли не пускавшийся в залихватский пляс вместе с пританцовывавшими музыкантами, увлекаемыми своим оркестровым вождём. Так что после финального апофеоза публика не только не спешила расходиться, но без устали снова и снова вызывала маэстро, воодушевлённо аплодировала разным группам оркестра, особенно восторженно приветствуя своего любимца - концертмейстера Афанасия Чупина, и - в конце концов - дождалась желанного "биса".
Опять, как в начале концерта, в зале и на сцене погас свет, и из этой беспросветной мглы (напоминая библейское: "Из глубины воззвах к Тебе, Господи") нежно полилась ангельская мелодия рахманиновского "Вокализа". Надежда Павлова, чутко и трепетно поддерживаемая оркестром, пела без всякой экзальтации, нисколько не напрягаясь, проникновенно и просто, как бы сама для себя. Её чистый бесплотный голос как бы устремлялся в небеса в бессловесной молитве, возвращая нас к исходной мысли маэстро о важности и необходимости духовной подготовки к грядущему Христову Рождеству!
От всей души в наступившем новом году желаю нашему дорогому маэстро и его верным соратникам неиссякаемой энергии и неоскудевающих сил для вдохновенного полёта к новым творческим высотам, благодатной помощи Божией в воплощении всех его художественных замыслов!
С Новым годом и вас, дорогие братья и сёстры, и с приближающимся Рождеством Христовым!
02.01 - 2019 г. Москва.