Теодор Курентзис – подвижник и целитель.
Теодора Курентзиса – одного из ярчайших дирижеров нашего времени – коллеги часто называют фанатом музыки. Откровенно говоря, это определение несколько режет ухо, искажая сущность этого замечательного музыканта.
Само слово «фанатик» (от греческого «фанатос» - смерть) несет в себе некий негативный оттенок. Так называют человека, готового умереть за свои убеждения, может быть, и ложные (как у религиозного террориста), человека, глухого к доводам сердца (как у «пламенного» революционера, не останавливающегося перед гибелью множества людей) или современных спортивных и эстрадных фанатов, объединенных стадным чувством поклонения своему кумиру.Ни одно из этих определений к Курентзису не подходит. Поэтому правильнее было бы именовать его подвижником.
Подобно монаху-отшельнику, отрекшемуся от мира с его соблазнами ради стяжания высшей благодати – общения с Богом, Теодор отказывается от проторенных путей в дирижерской карьере, не желая тратить Божий дар (а именно так переводится с греческого его имя) на суетную гонку гастрольных выступлений с именитыми оркестрами мира. Он решительно отвергает соблазны быстрого достижения славы и богатства, навязываемые современной музыкальной индустрией с ее безостановочным конвеером музыкальной продукции, непрерывным потоком заполняющей оперные и концертные залы. Подобно анахорету, ищущему безмолвия, Теодор удаляется в духовную пустыню российской глубинки – сначала в южную Сибирь, а потом и вовсе – на северный Урал, чтобы создать там почти с нуля новый культурный оазис. И подобно тому, как вокруг отшельника, стяжавшего благодать Святого Духа, непременно собираются последователи и ученики, образующие новый монастырь, со временем обрастающий посадами и превращающийся в цветущий город, так и в далекий Новосибирск, а потом и в никому неведомую Пермь потянулись музыканты со всего света, составившие со временем хор и оркестр «мusicAeterna», теперь уже известные всему миру.
В чём же причины столь необычайной притягательности Курентзиса? Не будем повторять восхищенные отзывы о его яркой артистической одаренности, многосторонней образованности и блестящей эрудированности. Положа руку на сердце, надо признать, что наша земля богата самобытными талантами, в том числе и – музыкальными, хотя эксцентричная манера дирижирования, в котором участвуют не только глаза и руки, но и все тело, все существо музыканта, безусловно, импонирует публике. Но дело как раз в том, что Теодор – этот анархист, разрушающий привычные стереотипы, совершенно не стремится к эксцентрике. Он не придумывает экстравагантных жестов и движений, а безраздельно отдается потоку музыки, звучащей в его чуткой душе и бессознательно изливающейся через его изумительную пластику. Курентзис удивляет не виртуозной дирижерской техникой. В век всеобщей разобщенности («мой дом – моя крепость») Теодор поражает искренностью и бесстрашием: искренностью выражения независимой художественной и жизненной позиции и бесстрашным обнажением тайников своей трепетной души, не утратившей «свежести и половодья чувств».
Как известно, «поэт в России больше, чем поэт». И дирижер Курентзис в России стал больше, чем музыкантом. Его увлеченность магнетически действует на оркестрантов и слушателей. Глубина и тонкость его музыкального постижения доставляют истинное наслаждение ценителям музыки. Но не менее поразителен тот жадный интерес, с которым внимают Курентзису участники его многочисленных бесед, пресс-конференций и интервью. В них вырисовывается привлекательная личность глубокомыслящего и глубокочувствующего философа, откровенно делящегося с единомышленниками и оппонентами своими раздумьями и убеждениями, составляющими истинное сокровище его собственной души. Эта искренность в высказываниях является продолжением его искренности в музыки. И там, и тут он не боится идти против течения, наперекор господствующим взглядам - не из тщеславного желания быть не похожим на других, а потому, что именно в этом направлении он видит свою цель – через музыку приумнажать в мире радость и любовь. Он всегда естественен, чужд всякой позы и ложного пафоса. Но самое впечатляющее то, что в наше время безответственной болтовни и беспочвенных проектов дирижёр сумел воплотить на деле свои самые смелые замыслы, свои самые заветные мечты. Укрывшись в глуши, Курентзис собрал вокруг себя коллектив молодых энтузиастов и путем упорных трудов превратил его в один из лучших в мире. Слава, за которой он не гнался, сама настигла его. Теперь уже не он ищет исполнителей – музыканты со всего света стремятся участвовать в творческих проектах Курентзиса, а его Дягилевский фестиваль собирает в Перми лучший цвет мирового искусства.
Говорят: каков поп, таков и приход! Справедливость этой русской поговорки подтверждается оркестрантами и хористами, беззаветно преданными своему дирижеру, возносящему их «во области заочны», в мир духовных откровений и переживаний, столь отличных от бытовой приземленности нашей повседневной жизни. Создание художественного коллектива, объединенного не диктаторской волей дирижера ( хотя бы и выдающегося, как Артуро Тосканини или Герберт фон Караян), но дружеской увлеченностью единомышленников, сплотившихся вокруг любимого лидера – вероятно, самое большое, самое главное достижение Курентзиса. Он, как заботливый садовник, отобрал и взрастил исполнителей, составивших живой творческий организм, чутко отзывающийся «единеми усты и единем сердцем» на малейшие оттенки духовной энергии, воспринимаемой дирижером из горнего мира и передаваемой посредством оркестра и хора своим слушателям.
Удивительно, что при этом его артисты не сливаются, как это часто бывает, в безликую массу, послушно подчиняющуюся железной воле дирижера, но сохраняют свою творческую индивидуальность, представляя собой собрание ярких самобытных солистов, вносящих собственную экспрессию в оркестровое или хоровое звучание. Особенно заметно это в паузах, во время которых артисты не выключаются из процесса исполнения, невозмутимо дожидаясь очередного вступления, но продолжают дышать и замирать в полном единении со звучащей музыкой.
Примечательно и то, что исполнители с мировым именем (такие как Патриция Копачинская), отыграв свой сольный концерт, охотно вливаются в ряды оркестра, чтобы за 2-м пультом первых скрипок снова пережить радость совместного музицирования, вдохновляемого творческим полетом маэстро. (Так полный тезка Теодора – Федор Иванович Шаляпин – любил время от времени попеть в церковном хоре, уверяя, что духовная музыка благотворно влияет на правильную настройку голоса.)
С Курентзисом мечтают сотрудничать музыканты, стремящиеся вырваться из удушливой атмосферы материального обогащения и общественного престижа, провозглашенных современным эталоном жизненного успеха. К нему стремятся люди, жаждущие глотка живительного творчества, люди, для которых изнурительные репетиции с кропотливым поиском нужной звуковой палитры являются радостным процессом на пути к совершенству, на пути к экстатическому прорыву в высшие духовно-музыкальные сферы. Курентзис, как опытный проводник, ведет их вслед за собою, отворяя врата в этот прекрасный мир.
Сложность состоит в том, что пройти через эти врата вечности способны не все. Кроме таланта и профессионализма сотрудникам маэстро необходима особая жертвенность, лежащая в основе истинной любви. Да и красота, как известно, тоже требует жертв.
Не способны пройти через эти врата те, кто воспринимает оркестровые репетиции, как рутинную службу «от сих до сих», кто считает себя обязанным лишь формально выполнять указания дирижера, не вкладывая в исполнение собственную душу. Не проходят те, кто довольствуется быстро достигнутым результатом, кто не понимает, для чего тратить время и силы на оттачивание деталей исполнения, на обогащение оттенков, на более глубокую или непривычно своеобразную интерпретацию хорошо знакомой музыки, многократно игранной с другими дирижерами.
С Теодором остаются артисты, готовые ради творческого общения с ним лишиться более высоких гонораров, более комфортных условий жизни, готовые репетировать не по профсоюзному расписанию, а столько, сколько потребуется для записи очередного эталонного диска. Надо ли говорить, что это зачастую приводит к нарушению личных планов музыкантов, не говоря уж о семейных трениях. Но именно благодаря такой самоотдаче, оркестр и хор «мusicAеterna» превратились в духовное братство, объединенное не только общими творческими интересами, но и тесными узами любви, что и является наибольшей заслугой Курентзиса. Это музыкальное братство подобно средневековому монашескому ордену, но не отгородившемуся монастырской стеной от меркантильного мира, погрязшего в пошлости и цинизме, а несущему этому охладевшему миру согревающее пламя христианской любви. Именно эта любовь, изливающаяся через музыкальное исполнительство, столь притягательна для поклонников Курентзиса. Именно любовь придает смысл существованию артистов «мusicAеterna» в их благородной миссии обогащения духовного мира своих слушателей через приобщение их к высочайшим вершинам классического и современного музыкального искусства.
Курентзису, по его собственному признанию, время от времени необходимы периоды раздумий и медитаций, периоды отключения от внешних раздражителей для философского осмысления своего места в жизни временной и в жизни вечной, для прикосновения к вышнему миру через восприятие божественной музыки небесных сфер, отзвуки которой в той или иной степени уловили и сохранили для нас великие композиторы. Обладая композиторским дарованием, Курентзис при раскодировании их нотной записи способен проникать в изначальный замысел создателей музыкальных шедевров, к восприятию тех образов, которые, к сожалению, невозможно адекватно передать в нотных знаках, как невозможно зафиксировать в стихах различную интонацию их прочтения. Однако, для наслаждения любимой поэзией нам вовсе не нужен чтец-декламатор. Стихи возникают в нашем сознании в виде образов и звуков, заложенных автором в свои поэтические строки. Так и идеальное звучание музыки, обретенное в творческом процессе поисков, сомнений, догадок и озарений, не нуждается в инструментах и исполнителях. Музыкальный образ реинкарнируется в сознании артиста, подобно первоначальному его рождению в сознании композитора - еще прежде его нотной записи. Эта обретенная красота, наполняющая душу музыканта, требует излияния, ибо «от избытка сердца глаголют уста». А для звукового воплощения этой сокровенной красоты необходим посредник-дирижёр, прелагающий духовную энергию радости и любви в звуки человеческих голосов и оркестровых инструментов. Его можно сравнить с иконописцем, изображающим земными красками невидимые ангельские лики. И тот и другой служат, по сути, устами Божией благодати, изливающейся через них в наш мир.
Подобно скульптору, прозревающему в испорченной глыбе мрамора прекрасное изваяние Давида, дирижер слой за слоем отсекает все лишнее, все противоречащее идеальному образу, звучащему в его восприимчивой душе, кропотливо добиваясь шаг за шагом приближения к недостижимому совершенству. И этот творческий репетиционный процесс, приносящий его участникам радость новых открытий, зачастую не менее важен для них, чем результаты этого процесса, выносимые на суд публики. Впрочем, и концертное исполнение не превращается у Курентзиса в застывший шедевр, подобный законченной скульптуре или завершенному живописному полотну. Ведь, в отличие от изобразительного искусства, воплощение музыкального образа может каждый раз меняться в зависимости от величины и акустики зала, от времени суток и освещенности сцены, возбужденности или утомленности исполнителей, от погоды и – в немалой степени – от чуткости или равнодушия публики. И каждый раз Курентзисом на наших глазах творится новый вариант живого музыкального образа.
При этом маэстро не оставляет нам шанса воспринимать концерт или спектакль как отдых или очередное развлечение, щекочущее нервы. Он властно увлекает слушателей за собой и своими музыкантами в неведомые горние выси, открывая красоты, от которых захватывает дух. Он требует от аудитории не только внимания и сосредоточенности, но и совместных духовных усилий (что зовётся по-гречески «синергией») для приобщения к его творческой энергии. Ведь опытный проводник может указать верный путь к вершине, но без стараний его спутников, карабкающихся вслед за ним по крутым горным склонам, их цель не будет достигнута. Именно о такой синергии говорится в Евангелии: «Царство Небесное силою нудится (то есть достигается, берётся), и лишь понуждающие себя (к усилиям) достигнут его» (Мф. 11;12).
Недаром Курентзис многократно сравнивал музыку с лекарством, а ее исполнение и восприятие – с процессом лечения, при котором мало найти знающего доктора, безошибочно ставящего верный диагноз. Для исцеления больного необходимо доверие врачу и следование его указаниям, ибо бесполезно «услышанное слово, не растворенное верою слышавших»(Евр.4;2). Таким вот искусным врачом-целителем в сфере музыкального искусства и является Теодор Курентзис, изливающий живительный музыкальный елей на души слушателей, уносящих с его концертов духовную радость, неведомую многим нашим современникам, «во тьме и сени седящим».
Насколько необходим такой целитель в наш век навязчивого потребления, всеобщей коммерциализации и глобализации свидетельствуют концертные и театральные залы, переполненные людьми из разных городов и стран, жаждущими приобщения к вдохновенной атмосфере живого творчества Курентзиса, к искреннему союзу любви, музыкальными узами связующему Теодора с верными соратниками по «musiсAeterna» и с его благодарными слушателями.
Протоиерей Виктор Шкабурин.
17 июня 2017 года, г. Москва.